2
0 2 4
2
0 2 3
2
0 2 2
2
0 2 1
2
0 2 0
2
0 1 9
2
0 1 8
2
0 1 7
2
0 1 6
2
0 1 5
2
0 1 4
2
0 1 3
2
0 1 2
2
0 1 1
2
0 1 0
2
0 0 9
2
0 0 8
2
0 0 7
2
0 0 6
2
0 0 5
2
0 0 4
2
0 0 3
2
0 0 2
2
0 0 1
2
0 0 0
1
9 9 9
1
9 9 8
1
9 9 7
1
9 9 6
1
9 9 5
вернуться
на главную страницу
|
artworks of 2005 / картины 2005 года
Александр Трифонов "Пасхальный серп и молот". Холст,
масло, 100 х 120 см. 2005
Александр Трифонов "Литературный Станколит". Холст,
масло, 90 х 70 см. 2005
Александр Трифонов "Литературный Станколит. Критика". Холст, масло, 90 х 70 см. 2005
Александр Трифонов "Литературный Станколит. Проза". Холст, масло, 90 х 70 см. 2005
Александр Трифонов "На сцене вечности". Холст, масло,
80 х 60 см. 2005
Александр Трифонов "Чайка". Холст, масло, 90 х 70
см. 2005
Александр Трифонов "Гамлет". Холст, масло, 80 х 60
см. 2005
Александр Трифонов "Я шагаю с работы усталый". Холст, масло, 60 х 80 см. 2005
Александр Трифонов "Сокольники". Холст, масло, 60
х 80 см. 2005
Александр Трифонов "Учебник бесконечности. Эпоха". Холст, масло, 60 х 50 см. 2005
Александр Трифонов "Учебник бесконечности. Экстаз".
Холст, масло, 80 х 60 см. 2005
Александр Трифонов "Учебник бесконечности. Энергия". Холст, масло, 90 х 70 см. 2005
Александр Трифонов "Наполеон". Холст, масло, 60 х
80 см. 2005
Александр Трифонов "Рог костра крученый". Холст, масло,
90 х 80 см. 2005
Александр Трифонов "Площадь Борьбы Венедикта Ерофеева". Холст, масло, 80 х 60 см. 2005
Александр Трифонов "Монастырь". Холст, масло, 90 х 70 см. 2005
Александр Трифонов "Ре-Крест". Холст, масло, 60 х
80 см. 2005
Александр Трифонов "Стол". Холст, масло, 60 х 50 см. 2005
Александр Трифонов "За столом". Холст, масло, 50 х
60 см. 2005
Александр Трифонов "Поэтический буйвол". Холст, масло,
80 х 90 см. 2005
Александр Трифонов "Две, любящие бутылки". Холст,
масло, 60 х 50 см. 2005
Александр Трифонов "Рецептуальный крест". Холст, масло,
90 х 100 см. 2005
Валерий ЗОЛОТУХИН о
творчестве художника Александра ТРИФОНОВА
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
Там немного, но на похороны хватит...
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце.
Стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце...
Я тоже упрямый, и я не верю, что пирамиды
под силу египтянам. Однако Трифоновские вариации черного квадрата - это
не копии, это не репродукции от Малевича; это напоминание, это повод высказать
свою чувственность, это психофизическое, метафизическое и цветовое размещение
себя в квадрате своего и только своего полотна. Репродуцирует, не спрашивая
на то ни чьего благословения, кроме своего дара.
И я преклоняюсь. Я не могу расколоть икону, как Версилов в "Подростке",
но я преклоняюсь перед силой Достоевского. Нечто подобное обжигает меня,
когда всматриваюсь в "Право на репродукцию". Меня до печени
достает единственный глаз Богоматери. Другой глаз закрыт острым черным
стеклом, начало которого в расколотом черепе младенца. И этот единственный
глаз вонзается в мое подсознание, заставляет вибрировать все органы моего
восприятия. "Вилкой в глаз, чтоб брызнуло", - такое общение
с партнером проповедовал актер Вахтанговского театра Иосиф Толчанов. Жуть,
но это правда.
Совпадение третье, оно же четвертое и еще, и еще. Трифонов располагает
свои фигуры на фоне черного театрального задника. Черный кабинет - основное,
самое устойчивое и самое распространенное решение сценического пространства
в театре, с той самой поры, как театр с улицы вошел в помещение и спрятался
от дневного света под искусственное, выдуманное человеком, условное освещение.
Перешел из реального мира в мир человеческой фантазии, в мир подсознательного,
в мир чувствительности. 40 лет под этим светом я меряю своими становящимися
все более неустойчивыми шагами пространство таганской сцены.
А Трифонов проходил театральным художником-солдатом службу в Театре Российской
армии в те годы, когда я императорствовал на сцене этого театра в роли
любимого мною Павла I. Во время ложной тревоги, ложного бунта Павел I
обходит строй, впивается взглядом в лица и глаза солдат, вопрошая их и
себя: "Точно ли нет между вами изменников?" Отвечают: "Государь-батюшка,
все слуги верные. Повелеть изволь - умрем за тебя". И все: "Умрем,
умрем!".
Я помню, как всматривался я подробнейшим образом в глаза артистов-статистов,
играющих эту сцену - верят ли они мне как артисту и императору, или сравнивают
меня с другим и ждут другого, или еще хуже - ждут скорейшего конца спектакля?
На сцене во мне проявляется большая энергия, проглядывающая партнера насквозь
- я вижу человека через его глаза до третьего колена!
Верные - до смерти глаза - помогают мне играть, поднимают на крылья и
вливают свет.
Особенно я любил задерживать свое внимание на лице одного гренадера. Его
талантливые глаза были верны мне до последней черты, и я был им благодарен.
Если я не находил этого гренадера в строю, если я не опирался на его глаза,
мне было не по себе, мне было раздражительно. Глаза эти, преданные мне,
императору, принадлежали будущему фигуративному экспрессионисту Александру
Трифонову, которого я этими "совпадениями" хочу поздравить с
30-летием. Удачи! Здоровья! И отчаянного труда еще на два таких срока!
Храни тебя Бог, дорогой Саша!
Твой Валерий Золотухин.
Книга-альбом "ХУДОЖНИК
АЛЕКСАНДР ТРИФОНОВ", Москва, Издательство "Книжный сад",
2005, 256 с.
|
|